Владимир Резниченко — советский переводчик испано- и португало-язычной поэзии на русский язык, корреспондент АПН в Аргентине.
Статья иллюстрирована рисунками из кн.: 45 anos con el tango. Osval- do Pugliese. Buenos Aires, 1969.
СТОЛИЦА ТАНГО
К ИСТОКАМ — В УСТЬЕ
Чтобы прикоснуться к истокам Буэнос-Айреса, лучше всего, пожалуй, отправиться в Устье. Устьем (по-испански Бока, т. е. «Уста реки») называется городской район, расположенный при впадении в Ла-Плату речки Риачуэло, где в 1536 г. испанцы основали поселение — первое на территории нынешней аргентинской столицы.
...Неказистые домики, сбитые из гофрированной жести и досок, белье, развевающееся флагами на веревках, суда у причалов — белые, уходящие завтра в плавание, и черные, проржавелые, нашедшие вечный покой- в мутных водах Риачуэло. Лавка, торгующая различными морскими реликвиями и атрибутами, и снова корабли, на этот раз игрушечные, в бутылках, непостижимым образом попавшие в замкнутую стеклянную глубь.
Говорят, что улицы Боки похожи на улицы Генуи. В самом деле, в этой части города, бывшей в свое время местом расселения многочисленных иммигрантов, видишь немало картинок «в итальянском стиле». В меню здешних ресторанчиков, например, с традиционной аргентинской паррильядой — говяжьим ассорти, жаренным на решетке над раскаленными углями,— соседствуют разнообразнейшие сорта пиццы.
Улочка Каминито, ставшая теперь главной туристической достопримечательностью Боки, раскрашена в самые невообразимые цвета. Иммигранты, обосновавшиеся здесь, пытались хоть как-то расцветить тусклую неустроенность жизни на новом месте. Когда они красили свои убогие жилища, то одну стену делали, например, кричаще алой, а другую — ярко- зеленой. Краску доставали по сходной цене у матросов, красивших тут же, в порту, корабли перед отходом в очередное плавание.
Тем не менее, Каминито известна прежде всего не как улица малярная, а как улица художественная. Это — миниатюрный аргентинский Монмартр, где местные живописцы, расположившиеся под открытым небом, продают свои полотна. Приобретают их произведения в основном приезжие иностранцы — на добрую память об экзотическом городе Буэнос-Айресе.
ИСТОРИЯ В ЛИЦАХ
Рядом, за углом — по соседству с антикварно-барахольным магазинчиком «Самовар Распутина» и пиццерией с ностальгически призывной вывеской «Вернись в Сорренто!» — находится маленький музей восковых фигур, показывающий, что называется, в лицах давнюю историю города.
Перед нами,— основатель первого испанского поселения дон Педро Мендоса, прибывший «с крестом и мечом» завоевывать сокровища Нового Света. Непокорный индейский вождь, с торжествующим видом везущий своим соплеменникам добычу — скальп одного из бледнолицых пришельцев. Пастух-гаучо, кентавр аргентинской пампы, сросшийся со своей лошадью. Негры-рабы, отплясывающие под перестук тамтамов ритуальные танцы родной Африки. Еще одна пара, исполняющая другой танец, родившийся здесь, в портовой зоне Буэнос-Айреса, а затем в буквальном смысле этого слова прогремевший на весь мир,— аргентинское танго.
Танго — своеобразный символ города на берегу Ла-Платы, его неизменный лейтмотив. Тот, кто, попав в Буэнос-Айрес, не побывал на танго, может считать, что он не был в Буэнос-Айресе.
Наверное, у каждого из нас с танго связаны какие-нибудь воспоминания. Лично я познакомился с ним впервые в 50-х годах, будучи учеником одной из московских школ, где только что ввели совместное обучение, казавшееся нам тогда довольно странным «нововведением». В актовом зале на пятом этаже типового школьного здания в Лялином переулке проходили уроки танцев. Сердитая учительница чуть ли не силой заставляла нас, мальчишек в серых форменных гимнастерках, становиться в пары со смущавшимися девочками. Надрывался расстроенный рояль: «И — и... раз-два-три-четыре...»
Потом были пластинки, танцплощадки в южных парках, Андрей Миронов в роли Остапа Бендера... Но что же такое танго в его первозданном, аргентинском варианте?
ПОЗОР И ГОРДОСТЬ НАЦИИ
Происхождение этого танца — если стать, так сказать, на пуританскую точку зрения — весьма сомнительно и даже предосудительно: танго родилось в припортовых притонах. Это произошло в последней четверти прошлого столетия, когда Буэнос-Айрес представлял собой поистине вавилонское смешение племен и языков: в 1895 г. его население достигло 663 тыс. человек, и свыше половины были иммигрантами.
Истосковавшиеся по родине переселенцы, неприкаянные праздношатающиеся моряки жаждали увеселений. Спрос рождал предложение: к концу века в городе насчитывалось несколько десятков тысяч представительниц древнейшей профессии. В ритуале скоропалительных знакомств, бурных страстей и неизбежных расставаний танго сделалось обязательным элементом.
Музыкальный фон, отражающий настрой (надлом) души, общение при помощи поз и жестов, заменяющих слова — в этом смысле танго действительно можно назвать ритуальным (применительно к вульгарной танцплощадке) танцем. Социально это был танец низов, топографически — танец нижней половины туловища (плечи, руки и голова в ходе его исполнения почти неподвижны),— немудрено поэтому, что долгое время он считался неприличным.
Но меняются времена, а вместе с ними меняются нравы. Ныне танго — предмет патриотической гордости аргентинцев, а один из его прославленных исполнителей, Карлос Гардель, трагически погибший в авиакатастрофе в 1935 г., стал исторической фигурой национального масштаба.
А вот семь десятилетий назад, в 1914 г. (к этому времени танго, вслед за уан-степом и вальс-бостоном, приобрело уже мировую известность), когда в западноевропейской печати появилось сообщение, что оно исполнялось на приеме в одном из аргентинских посольств, последовало официальное опровержение, в котором опубликованная информация разоблачалась как «бесстыдная клевета».
КОМПАДРЕ И КОМПАДРИТО
У истоков танго стоят два колоритных персонажа — компадре и компадрито. Первый — гаучо-люмпен, второй — его прямой потомок или подражатель.
Компадре, обитатель пампы, волей судеб заброшенный в городские предместья и навсегда расставшийся со своим, казалось бы, неразлучным конем, сохранил прежний необузданный нрав, диковатые привычки и отчасти одежду. Он носит шляпу-гриб, длинный мешковатый пиджак, надетый прямо на нижнюю рубаху, шея повязана платком, на ногах — тапочки-альпаргаты с веревочной подошвой.
Юный компадрито более развращен городом, его «униформа» —- узенький коротенький пиджачок со шлицей, ярко-розовая сорочка, начищенные до блеска штиблеты. В отличие от косматой шевелюры компадре, волосы компадрито тщательно набриллиантинены, посередине — пробор, по бокам — длинные косые височки. На пальцах он носит многочисленные перстни с камнями умопомрачительного размера, проявляя при этом особенную заботу по отношению к мизинцу, ноготь которого, бережно выращиваемый и холимый, время от времени употребляется хозяином в качестве зубочистки.
Компадрито, пробавляющийся случайными заработками, а зачастую занимающийся и мелким воровством, постоянно не в ладах с полицией и законом. Как и подобает подлинному «джентельмену удачи», он изъясняется на криминальном жаргоне, называемом здесь лунфардо.
Когда танго перестает быть просто танцевальной мелодией и становится к тому же еще и песней, оно начинает играть роль разносчика лунфардо, который постепенно превращается в язык социальных низов, а затем и мало-помалу вкрапливается в общенародную разговорную речь. Естественно, многие классические тексты танго малопонятны не только иностранцам, изучавшим испанский с помощью словарей, но и жителям других испаноязычных стран.
КАК ЭТО ДЕЛАЛОСЬ В ОДЕССЕ
Должен признать как специалист, что переводить эту разновидность поэзии — сизифов труд. Сказанное не означает, однако, что в других странах — в сходной культурной атмосфере и родственной социальной среде — не могут возникнуть тексты довольно близкие по духу и колориту.
Возьмем, к примеру, стихию «Одесских рассказов» Исаака Бабеля, во многом подобную стихии компадрито. Видимо, не случайно именно здесь, в портовом разнонациональном городе, находящемся на противоположном конце атлантического бассейна, раскручивается сюжет «аргентинского танго» в российском варианте.
Мелодия «Эль чокло» упрощена и искажена, но изображенные в тексте типажи вполне соответствуют героям буэнос-айресского полууголовного «дна». «Шикарный мальчик» Вася Шмаровоз, шивший костюмы «элегантно, как у лорда», маркер Моня из кафе «Фанкони», их «девочки», танцующие в пивной на Дерибасовской улице «прощальное танго» (именно так, на последнем слоге делалось ударение). Аналогичные персонажи (кавалеры, обозначаемые на лунфардо как бакан и гавион, и их спутницы, именующиеся мина и пебета) фигурируют в аргентинском тексте «Эль чокло».
Этот текст, написанный Энрике Сантосом Диссеполо (поэтом, который, пожалуй, лучше других сумел выразить философию танго), обошел мир таким, каким его исполнил знаменитый негритянский певец Нат Кинг Коул — с резчайшим и в то же время очень симпатичным американским акцентом. Но самое любопытное, что стихи аргентинского поэта появились лишь в 1947 г. (до того времени «Эль чокло» слов не имел), т. е. намного позже происшедших на Дерибасовской скандальных событий.
Танго Диссеполо — тоже прощальное. Но это уже не просто обусловленный песенным стандартом мотив прощания (с друзьями, молодостью, любовью и т. п.), а расставание с самим танго, с его героями, с его лунфардо, необратимо уходящими в былое.
ПО ГОРИЗОНТАЛИ И ПО ВЕРТИКАЛИ
По своему происхождению танго столь же многонационально, как и город, ставший местом его рождения. Классическая пара — компадре, в жилах которого испанская кровь смешана с индейской, и дочь итальянских иммигрантов. Движения, музыка и ритм — отзвуки андалузского фанданго, негритянских кандомбле и хабанеры, европейских польки и мазурки. Аккомпанемент — скрипка, фортепьяно и присоединившийся к ним в начале века бандонеон (завезенная из Германии разновидность баяна), без чьего голоса (сиплого и надтреснутого, как у пропойцы, шутят в Аргентине) с тех пор уже невозможно представить себе танго.
Но нельзя не упомянуть и еще об одном музыкальном инструменте, сослужившем новому танцу добрую службу. Это — органчик. «Плаксивый и усталый», как писал о нем в ставшем теперь хрестоматийным стихотворении поэт Эваристо Карриего, «перемалывающий, подобно мельнице, вечный знакомый мотив».
В начале XX в. быстро завоевывающее популярность танго делает в своем развитии важный шаг: от публичных домов — к публичным балам. Такие балы устраивались в бедных пригородных кварталах — причем, во избежание возможных эксцессов, только при свете дня (хотя в принципе танго — ночная бабочка, и его стихия — полумрак), до того, как на улицах зажгутся газовые фонари. Назывались эти балы формативными. Однако формативными не в значении испанского прилагательного «формативо» — «воспитательный, образовательный», а в значении жаргонном — «платный («formar» на лунфардо означает «платить»). Дамы — фабричные работницы, прачки и швеи — допускались к участию в танцах бесплатно, а кавалеры, чтобы покрыть расходы на наем музыкантов или органчика, напитки и закуску— пирожки-эмпанадас с говядиной или мамалыгой,— вынуждены были раскошеливаться.
Бродячие шарманщики, как пчелы цветочную пыльцу, перенесли мелодии танго: по горизонтали — с городской периферии в центр и одновременно по вертикали — со «дна» Буэнос-Айреса в кварталы, населенные находящимися на более высоких ступенях социальной лестницы семействами. Звуки шарманки взламывали окна и балконы бур-жуазных домов, и благовоспитанные девицы, красившие губы тайком от строгих родителей и общавшиеся со своими женихами не иначе, как в присутствии кого-либо из пожилых родственников, бросали на мостовую звонкие монеты.
Ты бросишь монеты сломленной гордости
в бубен моей тревоги,
когда я исчезну, осколок молодости,
и затеряюсь в дороге
сказал в своих стихах о цыгане с органчиком замечательный аргентинскии поэт Рауль Гонсалес Туньон, сам в глубине своей души цыган и странник.
Но безвозвратно ли затерялся на дорогах времени бродячий музыкант?
РЕЛИКТОВЫЙ ШАРМАНЩИК
В самом центре города, на улице Флорида, где в витринах магазинов рядом с платьями «от Диора» и костюмами «от Пьера Кардена» выставлены отпугивающие своими ценами наиновейшие модели электроорганов со встроенной ЭВМ и программным управлением, еще и сегодня можно услышать заунывные звуки шарманки. Ее ручку усердно накручивает бородатый старик в картузе, а с ним два попугая. Первый вытаскивает из ящика карточки с предсказаниями (они, чтобы не ошибиться, разных цветов: один — для девиц, другой — для вдовиц и т. д.), второй ставит клювом на этих билетиках в будущее свой «компостер». Хотите узнать, какая вас ожидает судьба,— заплатите, как гласит прикрепленная к инструменту табличка, «всего-навсего десять песо».
Само собой разумеется, что в соответствии с лихорадочным ритмом 
инфляции цены на предсказания — как, впрочем, и на все другие «товары первой необходимости»— растут не по дням, а по часам. Завтра в табличке наверняка уже будет значиться «всего-навсего одиннадцать песо», а через неделю — «всего-навсего двенадцать». И, конечно, шарманщику никто уже не бросает монет, потому что ме-таллические разменные монеты в Аргентине по причине их полнейшего обесценивания почти совсем вышли из употребления.
В дело популяризации танго, начатое органчиком, внесли в свое время вклад и таперы немого кино, и издатели нот. А также и новорожденная, но быстро встававшая на ноги промышленность грампластинок..
Говорят, что шарманок в Аргентине сейчас осталось всего четыре штуки, но граммофонов, на которых проигрывались первые танго — с трубой, похожей на гигантскую раковину, сохранилось гораздо больше. Эти «мастодонты» — в богатом ассортименте на ярмарке антиквариата в старинном районе Сан-Тельмо.
Надо отдать должное допотопной технике: бодрые и безотказные ветераны до сих пор остаются в строю. Пластинки, правда, немного шипят и подвывают, но ведь точно так же они звучали десятилетия назад, когда о японских стереосистемах никто даже не помышлял.
Постепенно танго выходит из узкого социального мирка, где оно родилось, и становится музыкальным феноменом общенационального масштаба. 77-летний Освальдо Пуглиесе, прославленный маэстро, которого считают лучшим пианистом танго, вспоминает (об этом писала газета «Ке паса»), как в кабаре «Коррьентес» одно время зачастил... католический священник. При входе он разоблачался (т. е. снимал сутану), выпивал рюмку-другую и танцевал с присутствовавшими девицами. Вновь облачался уже на тесном заднем сидении такси, увозившего его от мирской суеты и греха к помыслам более возвышенным.
К концу первого десятилетия века танго завоевывает Париж (при этом ударение в названии танца перемещается на французский манер: с первого слога на последний), а затем и всю Европу. В 1911 г., по свидетельству историков, оно уже известно в увеселительных заведениях Петербурга и даже при дворе Николая II.
Происходит «эффект бумеранга»: в Аргентине, на волне иммиграции рождаются «русские танго», распеваемые на испанском языке с примесью лунфардо. В них фигурируют экзотически диковинные женские персонажи типа «сладостной и прекрасной Натай», плывущей по Волге, или черноволосой Сони, страдающей в степном остроге среди казацких орд и голодных волков.
СЛОВНО ВО СНЕ
Сантос Диссеполо дал танго такое определение: это — печаль, которую... вытанцовывают. Определение красивое, хотя и явно неполное. Ведь со второго десятилетия XX в. танго стало еще и печалью, которую выпевают.
Первые тексты, как и большинство последующих, проникнуты тоской о прошлом, которое не вернется, грустью о пропавшей молодости, болью разбитой любви; настроение маленького человека, затерявшегося в большом городе, постоянный надрыв. Трудно представить себе аргентинское танго с оптимистическими, жизнеутверждающими стихами.
По жанру его, видимо, можно отнести к городскому романсу, с некоторыми оговорками и уточнениями. Во-первых — это романс, по корням своим, скорее, не городской, а пригородный. Во-вторых, город, в котором он возник,— портовый, а в-третьих, к тому же, крупный центр иммиграции. В-четвертых, танго — танцуемый романс. Слово, там где оно есть, неразрывно с мелодией, ритмом и движением. Не случайно очень много текстов танго посвящено самому танго.
Танец, тем не менее, кажется значительно более жизнерадостным, чем песня. Потому, наверное, что исполняют его нередко с недюжинной фантазией и блеском.
Танго — не только искусство, но в некотором смысле и наука. Существует целый свод писаных и неписаных правил насчет того, как его танцевать. Известны многочисленные фигуры и па: восьмерка, полумесяц, ножницы, веер, колесо и т. д. и т. п. Среди них есть и такие экстравагантные, как, например, чистка ботинка: партнер, стоя на одной ноге, вытирает носок туфли о заднюю часть брючины.
Своеобразную разновидность этого «сапожного» ритуала я видел недавно в «Старом кафе Насьональ» на улице Сармьенто, где выступала одна из лучших современных пар — Хуан Карлос Копес и Мария Ньевес. Здесь ботинки чистила... партнерша, демонстрируя тем самым своему властелину полнейшую преданность и обожание.
Женщина в танго вообще всегда изображает покорность и подчиненность. В отличие от других танцев, кавалер движется только вперед, дама при этом должна находиться словно бы в трансе или летаргическом сне. Партнерам не полагается ни разговаривать, ни даже перешептываться. Более того, не принято смотреть друг на друга: глаза устремлены куда-то вовне, в пространство, или вообще закрыты.
Ни взглядов, ни слов — только четкость и точность хореографического рисунка, столь трепетного, страстного и проникновенного, что, говорят, обязательно должен родиться ребенок, разумеется, не младенец из плоти и крови, а ребенок призрачно-волшебный, неземной. Имя которому — танго.
ПОСЛЕДНИЕ ТАНГО В БУЭНОС-АЙРЕСЕ!
У меня в руках — свежий номер «Кларин», самой массовой аргентинской газеты. Открываю приложение под названием «Зрелища», нахожу раздел «Мюзик-холл» и среди десятков объявлений пытаюсь разыскать танго.
Однако сначала натыкаюсь на анонсы совсем другого характера. «Жюльетт: эротика и секс без всякой цензуры...», «Л'омбрелло»: женщины необычайной красоты без всякой одежды...» «Скандал-шоу», «Запретные услады», («Вы увидите все!»... Это — так называемое «дестапе» (термин, который можно перевести как «снятие крышки с кастрюли», «открывание бутылки» или же просто «раздевание») — новейшее явление в «культурной жизни» страны, «продукция» дельцов «массовой культуры».
Среди крикливых сенсационных призывов не сразу приметишь более скромные объявления о целомудренном танго («верх неприличия» со временем часто превращается в вершину нравственности). Отправившись по данному в газете адресу в одно из таких кабаре, вы получите стакан вис ки, или джин-тоника, или мартини и посмотрите разнообразную программу: танцевальные номера, выступления певцов и певиц, соло на бандонеоне.
Чаще всего представление не будет состоять из одного только танго. В 
него обычно еще включены пляски гаучо с болеадорас — кожаными мячиками на веревках, с помощью которых отлавливают страусов-нанду и других животных,— и песни андских индейцев под аккомпанемент примитивных флейт и чаранго.
Справедливости ради следует сказать, что танго — в промежутках между несколькими номерами стриптиза — исполняется и на сцене заведений «дестапе». Дань традиции или ответ на запросы; публики?
Сегодня танго все больше замыкается в сфере интересов (и воспоминаний) людей старшего возраста. Хотя аргентинское телевидение и радио изо всех сил стараются привить своим зрителям и слушателям любовь к танго, подрастающее поколение практически не проявляет к нему интереса.
ЧТО НУЖНО ПРЕДПРИНЯТЬ!
Молодежь не ходит на танго. Она заполняет залы, где поют популярные исполнители национального рока, который затрагивает политические и социальные темы, волнующие молодежь. Она выстраивается в очереди у дверей дискотек. Танго в меру возможностей пропагандируется, но с гораздо большим размахом дается реклама новоявленной североамериканской звезды «шоу-бизнеса» Майкла Джексона — негра, затратившего сотни; тысяч долларов, чтобы путем многочисленных пластических операций перевоплотиться в мулата. О чем поет по-английски Джексон непонятно, зато он с непревзойденным мастерством дрыгает ногами, корчит потрясающие рожи, изображая злобного и коварного оборотня. А танго с его старомодным ритуалом, мелодраматической музыкой, сентиментальным текстом — о чем говорит оно одетым в джинсы правнукам гаучо, внукам компадрито?
У маэстро Пуглиесе корреспондент газеты «Ке паса» спросил: как он представляет себе будущее танго? Это зависит от того, ответил он, какую позицию займут авторы текстов, как поведут себя музыканты и композиторы. Народу нужно, чтобы танго затрагивало его сердце, брало его за душу. Если тексты перестанут быть пошловатыми перепевами на темы о страстях и любовных муках, танго, безусловно, наберет силу., Но главное — чтобы культура была достоянием всего народа и, в первую очередь, тех кто трудится.
Пуглиесе считает необходимым предпринять ряд конкретных мер с целью популяризации танго. Например, устраивать общедоступные вечера: в театре «Колон», разучивать танго — конечно, со специально подобранными текстами — на уроках музыки в школах. А в 1985 г., когда будет отмечаться 50-летие со дня смерти Гарделя, провести в Буэнос-Айресе международный фестиваль танго, на который пригласить исполнителей из других латиноамериканских стран, а также из Европы и Японии.
Согласно имеющимся приблизительным подсчетам, приведенным газетой «Кларин», начиная с 1880 г., которым принято датировать рождение танца, было создано (издано, записано или исполнено) от 12 до 15 тыс. различных танго. Многие из них, конечно, давно уже «вышли в тираж», но самому танго — как жанру, как феномену — суждено, по мнению его сторонников и защитников, еще долгое будущее.
«КАК ВОЗДУХ ИЛИ ВОДА...»
Вечером, перед тем как закончить эту статью, я вновь еду на Боку. На 
набережной, в темноте, вырисовываются неподвижные силуэты кораблей и металлическая громада моста «Николас Авельянеда», связывающего федеральную столицу с провинцией Буэнос-Айрес. Лишь Некочеа, улица, выходящая к причалам, светится фонариками и электрическими гирляндами.
Именно здесь, на этой улице, когда-то начиналось танго. Были открыты многочисленные «академии» — кафе «Марина», «Гриего», «Алеман», «Эдем» и т. д., где в отличие от других заведений такого рода посетителей обслуживали не официанты, а официантки. Скрипел астматический органчик, разносились напитки. В промежутке между двумя рюмками мужчины приглашали на танец дам — тех же самых официанток.
Сегодня «академий» нет уже и в помине, на Некочеа действуют кантины — пестро разукрашенные рестораны с «ужином и шоу». Возле одной из них мою машину останавливает отчаянно жестикулирующий зазывала, просовывает в окно рекламную листовку. В ней — «типовое меню»: итальянское спагетти и «русский салат», цыпленок по-португальски или «паэлья» по-валенсийски на выбор... «Ешьте, пляшите и развлекайтесь!»
«В программе есть танго?» — задаю я вопрос. «А как же! — кричит зазывала.— Если бы его не было, покойник Гардель всех бы нас проклял!» И действительно, за витринными стеклами кантины видны пары, плавно передвигающиеся, как рыбы в слегка подсвеченном аквариуме.
Такие же пары, только более яркие и причудливые, вспыхнут завтра на холстах художников, которые утром придут на Каминито. Но танго боится солнечных лучей — и чудится, что эти пары, вышагнувшие из рамочного багета, присутствуют здесь как раз сейчас, кружа невидимыми призраками в тусклом свете подслеповатых фонарей. Во всей округе — ни живой души. Лучшее место для ночного бала привидений подобрать трудно. Ведь Каминито — это не просто улица, а еще и знаменитейшее танго (разумеется, прощальное и роковое), этой улице посвященное, слова которого начертаны на стене углового дома в ее начале, а мелодия, что называется, витает в воздухе.
Мой город не был воздвигнут, как прочие города.
Он существует извечно, как воздух или вода,—
писал о Буэнос-Айресе Хорхе Луис Борхес. Кажется, что так же «извечно» живет в этом городе танго. И будет жить.
Буэнос-Айрес
