Уругвайский поэт. Автор сборников «Птица, прилетевшая из ночи» (1929), «Мечта и возвращение крестьянина» (1951), «Песни скорби и луны» (1953), «Тройная попытка» (1954), «От вещи к вещи» (1968).В поэзии Х. Куньи верность национальным темам сочетается с высоким гуманизмом и философичностью.
- Жить
- Существовать
- Путевые напевы
- Повторение пройденного
- Напутствие
- Песнь первая
- Обильна и щедра земля моя
- След, затеянный среди пастбищ
- Заветные места
==============================
Зимой и летом нет конца заботам,
с утра до ночи бедам нет числа.
Идешь с поклажей, обливаясь потом, –
извилист путь и ноша тяжела.
И западня за каждым поворотом,
и тайна из-за каждого угла,
и тратишь силы зря: скрывает мгла
дорогу к недостигнутым высотам.
Пьешь наспех, дышишь наскоро; от дум
устала плоть, изнемогает ум,
и суета становится привычкой...
Так размышляя, коротает век
разумный зверь, чье имя – человек,
один, на сквозняке, с зажженной спичкой.
И все-таки, что это значит – жить?
Скитаться, видеть, петь, но сознавать,
что завтра – смерть, что суждено – не быть,
исчезнуть, ничего не ощущать.
Пока же – пить, дышать и созерцать,
искать разгадки, тайны находить.
Какое наслажденье – говорить.
Возможно ли – навеки замолчать?
Быть существом среди других существ.
Иметь свою частицу, свой глоток
зари и ветра, пламени и льда.
Считать рассвет первейшим из торжеств.
Вытягиваться к солнцу, как цветок.
Идти – из ниоткуда в никуда.
Если в путь я вышел поздно,
если мрак замкнул окрестность,
пусть не кажется мне грозной
этой ночи неизвестность.
Бил родник, и до рассвета
темная капель звучала.
Я готов поклясться - это
кровь в висках моих стучала.
Тишь. Доносится до слуха
чья-то песня путевая
и смолкает. Ветер глухо
плачет, сосны обнимая.
И вода в своем паденье
час за часом с той же силой,
пробиваясь сквозь забвенье,
точит камень над могилой.
Приехав в город двадцать лет назад,
я птиц привез с собой и отпустил их
на волю: между башен и оград
пронесся шелест рощ и плесов милых,
и птичьи трели смолкли - я не в силах
сносить разлуку столько лет подряд
Но птицы возвращаться не хотят,
и веет стужей от небес бескрылых.
Да, двадцать долгих лет прошло со дня,
когда пришлось мне с домом расставаться.
Боль горьким комом в горле у меня.
Вы, птицы, водопады, склоны гор, -
как вы теперь? Тогда мне было двадцать.
И двадцать долгих лет прошло с тех пор.
У всего свои масштабы
в жизни, ныне и вовеки,
точно также, как на карте
соразмерны горам реки.
Не взлететь бумажной птице,
не подняться в воздух змею,
если в чертеже ошибка -
брось напрасную затею.
Зорче вглядывайся, если
жизнь с тобой играет в прядки.
Но на всякий случай знай:
есть и в жизни опечатки.
Друзья, я снова петь начну сегодня,
отныне будет песнь моя ясна,
а голос - и светлее, и свободней.
Вокруг меня сплошная, как стена,
стояла тьма: но вот они - просторы
зари; какая ширь и вышина!
Пусть мрак уйдет в свои глухие норы!
Пускай рассвета белая ладонь
в дерзаньях смелых будет мне опорой!
Неистовый и буйный, как огонь,
меня умчит к земле моей прекрасной
рожденный в пампе тонконогий конь.
Я - сын равнины благодатной, ясной,
которая привольна и чиста
и жарким днем, и полночью ненастной.
Вдали от вас, родимые места,
я жил без солнца, мучаясь и плача.
Как я скучал! Загоном для скота
мне показался город, не иначе
Но, среди стен плутая, помнил я:
меж Ивняком и Заводью Рыбачьей
лежит Ильескас, родина моя.
Там - отчий кров. Призыва нет упорней,
чем зов земли сквозь годы забытья.
Спешу туда, где дом, туда, где корни.
Важней всего - нащупать снова
свой свет, свой звук, свою основу.
Обильна и щедра моя земля;
душа ликует - до того красивы
и хороши окрестные поля.
Пшеница уродилась как на диво -
мне б стройным стать, как колос налитой,
мне б мощь зерна и безграничность нивы!
Пускай волна пшеницы золотой
свое теченье бурное направит
к Ривере от Ла-Платы голубой!
Пусть уругваец вечером предъявит
согражданам итог трудов дневных,
и каждый пусть в ответ свой труд представитю
Пусть среди нас не сыщется таких,
кто явится ни с чем; с другими вместе
и я представлю дело рук моих.
Пусть радуются люди доброй вести:
наш общий хлеб не отдан богачу,
а между всеми разделен по чести.
Все сбудется, что предсказать хочу:
не за горами день, когда, как братья,
по жизни мы пойдем плечо к плечу.
Дай руку мне, раскрой свои объятья,
моя соотечественник и земляк -
нет крепче нашего рукопожатья!
Наш общий сноп поднимем вверх, как флаг.
СЛЕД, ЗАТЕРЯННЫЙ СРЕДИ ПАСТБИЩ
Я пройду по знакомым лугам,
где мое детство затеряно между двух зорь,
чтобы на день промелькнувший между двух лун
мимоходом взглянуть.
Здесь, в траве молодой и высокий,
воспоминанья, блеснув, возникнут,
словно забытые кем-то предметы -
ножик, ржавая шпора, старая пряжка;
может быть, рядом с этой тропой годов
уходящих
я тропинку найду, по которой движутся овцы,
день за днем, вереницей безмолвной и долгой,
поднимаясь на холм, где следов уже не осталось,
лишь парят в пустоте горемычные птицы.
Но взгляды мои мимолетны,
я иду, не задерживаясь ни на мгновенье;
грустно видеть, что все вокруг изменилось,
но еще грустней оттого, что все вокруг уплывает,
стоит сделать еще только шаг.
Путь мой, поздний и одинокий,
убаюкан ласковым горизонтом,
мне привидится между луной и закатом
скачущий в неизвестные дали
всадник, который никем не узнан.
Те же самые горы с зелеными скатами,
в них отсвечивает то же самое утро,
на вершине два дерева, простертые к солнцу,
валуны и репейники, птичка пестрая в небе.
Нескончаемый вечер, и в его сердцевине,
где застыло недвижно отрешенное время,
не запятнанный тенью и ветром не тронутый
этот край - заповедный приют моей грусти.
Здесь когда-то был камень, там дымился очаг,
нерушимо стоят долговечные стены,
лает пес на пороге, все такой же мохнатый,
и доносится ржанье из-за ворот.
Мой отец на коне отдает приказанья
(хоть седло он покинул и ушел безвозвратно),
братья на облаках разъезжают верхом,
ждет нас мать, на столе остывает обед.
